Светлана зарылась лицом в подушку. Её пронзительные всхлипы разрывали тишину спальни. Алексей не находил себе места — он нервно шагал из угла в угол, пытаясь понять, как такое могло произойти.

— Как можно потерять ребёнка? — спросил он, сдерживая злость.

— Я её не теряла! — воскликнула Света. — Мы сидели на скамейке, Оля играла в песочнице. Вокруг было полно детей, ты сам знаешь! Никто не следит за ребёнком каждую секунду! Потом все разошлись… Я обыскала всё вокруг, проверила каждый угол, а потом позвонила тебе!

Голос Светланы снова сорвался, и она зарыдала ещё сильнее. Алексей остановился, сел рядом с ней и мягко положил руку ей на плечо.

— Прости, — сказал он уже тише. — Я понимаю. Это не просто потеря. Её забрали. Я найду их. Обязательно найду.

Поиски пятилетней девочки начались немедленно. Полиция работала день и ночь, прочёсывая дворы, подвалы, парки и лесные массивы. Были мобилизованы все силы, но ни одного следа так и не появилось. Казалось, девочка исчезла бесследно, словно провалилась сквозь землю.

Алексей постарел на десять лет за одну ночь. Он помнил обещание, данное умирающей жене: сделать всё, чтобы Оля была самой счастливой девочкой в мире, заботиться о ней больше, чем о себе. Два года спустя после смерти первой жены он женился на Светлане. Она настаивала, что Оле нужно женское тепло. Отношения между девочкой и мачехой так и не наладились, но Алексей считал, что это просто временно.

Почти год Алексей метался между пьянством и полной трезвостью. В это время его молодая жена управляла бизнесом — и ему это было удобно. Единственное, что он делал каждый день — звонил в полицию. Ответ всегда был один: «Без новостей».

Ровно через год после исчезновения дочери Алексей вернулся на детскую площадку, где всё началось. Слёзы текли без остановки.

— Год… Год без неё…

— Плачь. Слёзы очищают душу, — услышал он голос рядом.

Алексей вздрогнул. Перед ним стояла бабушка Даша — старшая по дому, живущая в этом элитном жилом комплексе с момента его основания. Казалось, она вечна — не старела и не молодела, просто была частью пейзажа.

— Как теперь жить?

— Не так, как ты живёшь сейчас. Ты уже не человек. А если Оля найдётся — какой ты ей покажешься? И что ты сделал с людьми?

— Что ты имеешь в виду? Какими людьми?

— Твоя жена продала фирму. Люди остались без работы. Ты дал им надежду, а теперь выбросил её на помойку.

— Этого не может быть…

— Уже происходит. А если кто-то захочет тебя отравить — возвращаться будет не к кому.

Бабушка Даша поднялась и ушла, не попрощавшись. Лишь звук её метлы остался позади.

Алексей посидел ещё немного, потом пошёл домой. Через час он собрался. Увидев себя в зеркале, почти испугался — старик, исхудавший, постаревший, неузнаваемый.

Он сел за руль — впервые за год — и поехал в офис. Что-то внутри проснулось — он чувствовал, что возвращается к жизни.

На первом этаже его встретила молодая администраторша, увлечённо смотревшая видео. Она даже не обратила на него внимания. На втором вместо его верной помощницы Лидии Сергеевны сидела накрашенная девушка. Увидев Алексея, она попыталась его остановить:

— Вам туда нельзя!

Но он оттолкнул её и вошёл. В своём кабинете он увидел неожиданную картину: Светлана сидела на коленях у молодого мужчины. Увидев мужа, она поспешно вскочила, поправляя одежду.

— Лёша! Я всё тебе объясню!

— У тебя два часа, чтобы уехать из города.

Светлана сбежала, а её спутник — бледный и потный — поспешил за ней. Алексей холодно добавил:

— Это касается и тебя.

Через несколько минут он собрал руководителей отделов. Позвонил Лидии Сергеевне — она ушла после того, как Светлана уволила всех ключевых сотрудников.

— Я звонила, но ты не отвечал, — сказала она.

— Возвращайся. Всё готово для тебя.

Так началось восстановление компании. Алексей не выходил из офиса почти два дня — переформатировал всё, восстанавливал связи, увольнял предателей. Вернувшись домой, он улыбнулся — Светлана уже успела забрать всё ценное. Но ему было всё равно. Он лишь надеялся, что она не навредит себе. Он уже заблокировал её доступ к банковским счетам за завтраком.

Люди говорили с удивлением: куда делся тот добрый, всегда миролюбивый человек? Теперь он был жёстким и решительным предпринимателем, не терпящим слабости.

Через пять лет компания процветала. Через десять — стала региональным лидером, поглотив большинство конкурентов. Он был не просто уважаем — его боялись. Но три человека могли видеть его без маски: Лидия Сергеевна, домоправительница Валентина Степановна и бабушка Даша. Они знали, что за холодной маской скрывалась глубокая, неутихающая боль.

Однажды вечером Валентина зашла в кабинет:

— Алексей Михайлович, можно вас на минутку?

— Конечно, заходи.

Алексей отложил бумаги, потянулся и улыбнулся:

— Что это тут пахнет? Блины, что ли?

Она засмеялась:

— Угадали. Думаю, вы это нарочно сделали, чтобы я не отказалась.

— Возможно. Что-то нужно?

— Алексей Михайлович, с тех пор как мы переехали в новый дом, мне тяжело справляться одной. Дом большой, сад, цветы… А я уже не молодая.

Алексей нахмурился:

— Вы хотите уйти на пенсию?

— Нет! Я лишь прошу разрешения нанять помощницу или помощника.

Он не любил перемен, особенно дома. Со временем он почти полностью изолировался от мира, говорил только по необходимости.

— Валентина Степановна, вы же понимаете… — начал он.

— Понимаю, — мягко ответила она. — Но, простите, дом был маленький и уютный. А этот — особняк, с зимним садом, цветами… Я уже не та девочка, что прежде.

Он кивнул, задумался. Она была права.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Но пусть будет тихо. Никакого шума и суеты.

— Я хоть раз вас подвела за пятнадцать лет? — твёрдо спросила она.

— Никогда, — он улыбнулся. — А блины уже готовы?

— Ах, вы знаете, где моя слабость, — засмеялась она.

На следующий день Алексей не поехал в офис. Как шестнадцать лет назад, он пошёл в парк, где всё началось. Он возвращается туда каждый год, как к мемориалу. Садится на скамейку, наблюдает за детьми, смотрит в небо, иногда плачет, но чаще — молчит. Вечером он возвращается домой, закрывается в кабинете и наливает себе немного виски — единственный день, когда позволяет боли выйти наружу.

Дома его ждала неожиданность:

— Здесь у нас хранятся чистящие средства, тряпки и перчатки, — раздавался голос Валентины.

Он нахмурился. Почему именно в этот день она привела помощницу?

Прежде чем он успел что-то сказать, в комнату вошли две фигуры: Валентина и хрупкая девятнадцатилетняя девушка. Почувствовав на себе его взгляд, она поправила волосы.

Сердце Алексея сжалось. В этом жесте, в этом взгляде было что-то пронзительно знакомое.

— Алексей Михайлович, это Оксана. Она будет мне помогать. Постарайтесь не мешать, — твёрдо сказала Валентина.

Девушка молча кивнула.

— Она говорит? — спросил Алексей.

— Говорит, но… не много. Что бы там ни было — я не знаю. Но всё в порядке.

Валентина ушла вместе с девушкой. Алексей сел, ощущая что-то странное, будто невидимая нить соединила его с прошлым. Он не мог понять, почему. Вздохнув, пошёл в кабинет, взял бутылку виски и стакан.

На столе, как всегда, поднос с закуской — забота Валентины. Он открыл семейный альбом — его ежегодный ритуал: смотреть фото Оли, вспоминать её улыбку, первые шаги, первое «папа»…

На странице с фотографиями с её четвёртого дня рождения он хотел перевернуть, но застыл. Приблизил фото, взял лупу и уставился на одну точку.

И тут сердце его сжалось.

Он почти снес дверь, вбежав на кухню. Валентина отпрянула, испугавшись.

— Что случилось?

— Где она?! Где твоя помощница?!

Валентина молча указала на гостиную. Алексей вбежал туда. Оксана сидела в углу, испуганно смотрела на него. Эти глаза… он бы узнал их в любом месте.

Он схватил её за руку, закатал рукав. На запястье — детский браслет. Стертый, выцветший, но до боли знакомый.

Голос Алексея дрожал:

— Принеси блокнот. Быстро!

Валентина принесла. Девушка неуверенно взяла ручку и написала:

«Я не знаю. Он всегда был у меня. Это всё, что у меня осталось из детства.»

— Ты ничего не помнишь с того времени? — спросил он, в ужасе от нахлынувших чувств.

Она покачала головой и написала:

«Нет. Я болела. Помню только с семи лет.»

Алексей сжал челюсти, чтобы не зарычать:

— Кто твои родители?

«Не знаю. Жила у цыган. Убежала, когда решили выдать замуж.»

Валентина села, сжав руки на груди:

— Этого не может быть…

Алексей будто окаменел. Неужели эта девушка — его дочь? А если да — почему он не нашёл её раньше? А если нет — кто она? Почему у неё этот браслет? Почему такие глаза?

— Мы пойдём к врачу, — твёрдо сказал он.

Девушка посмотрела на Валентину. Та кивнула:

— Не бойся. Я пойду с вами.

Та неделя стала самой долгой в его жизни. Хуже было только в день исчезновения Оли. Теперь казалось, стоит ему выйти — и надежда исчезнет. А вдруг это не она? А если ошибка?

— Лидия Сергеевна, вызовите начальника службы безопасности. Отмените все встречи. Меня не будет на этой неделе. Потом начну новые сделки.

Когда все собрались, охранник попросил поговорить с Оксаной наедине. Лидия вмешалась:

— Не пугай девочку, она и так сбита с толку.

Мужчина покраснел:

— Разберёмся. Если что-то знают — скажут.

Оксана молчала, плакала. Она ничего не понимала. Её жизнь, которая только начала налаживаться после ужаса среди цыган — где её били за то, что она читала и задавала вопросы, где она месяцами не видела свежего воздуха — теперь снова перевернулась. Вокруг чужие люди, жёсткие взгляды, напряжение.

Когда пришли врач и охранник, Алексей взглянул на них подозрительно:

— Вы уже договорились? Кто скажет первым?

— Я, — сказал врач. — Эта девушка — ваша дочь.

Комната померкла. Алексей даже не понял, как оказался на полу. Мир исчез на мгновение. Голос врача звучал издалека.

Когда пришёл в себя, он сидел, тяжело дыша. Поднял глаза на второго мужчину.

— Цыгане её забрали. По заказу. Был план. И деньги.

— Кто? — спросил Алексей, голосом сухим, как бумага.

— Светлана.

Он закрыл глаза. Неудивительно. Он знал, на что она способна. Но не на такое.

— Я её найду.

— Не стоит. Мы нашли её. Она живёт в нищете, потеряла всё. Никого не узнаёт. Похоже, даже себя.

Они вышли в гостиную. Валентина не сводила с Алексея глаз. А он смотрел только на Олю. Девушка дрожала, у неё болела голова, тело было напряжено. Она не знала, что делать.

Алексей встал на колени перед ней:

— Прости меня, дочка. Прости, что не нашёл тебя раньше. Те, кто тебя обидел, будут наказаны. Обещаю. Прости меня, моя Оленка.

Девушка склонила голову, коснулась рукой виска, затем взглянула на браслет. Губы задрожали, и она прошептала, словно эхо из далёкого прошлого:

— Папа… Папа, ты мне подарил этот браслет на день рождения… Мне было четыре года.

Год спустя, на территории университета, первокурсница, весёлая и улыбчивая, с книгами под мышкой, спешила на лекцию. В её глазах больше не было страха. Только свет. И вряд ли кто-то, зная её прошлое, узнал бы в ней ту самую девочку, когда-то похищенную у отца.